Владимир Святой [3-е издание] - Алексей Карпов

Когда Болеслав узнал о произошедших на Руси событиях, рассказывает Титмар Мерзебургский, он «не переставал мстить чем только мог» русскому князю. И в самом деле, его гнев был неподдельным. Ведь в заточении оказались не только его зять и епископ, но и его родная дочь. В чем проявлялась эта месть, мы точно не знаем. Возможно, что нападение печенегов на Русь летом 1015 года, о котором рассказывает летописец, произошло по наущению Болеслава. Несмотря на конфликт, случившийся несколькими месяцами раньше, печенеги оставались его союзниками: об этом свидетельствуют совместные действия Болеслава и печенегов против русского князя Ярослава Владимировича в 1017 году.

Туровский мятеж и арест Святополка совпали по времени с другими, не менее драматичными событиями, разыгравшимися на севере Руси. В «Повести временных лет» под 6522 (1014) годом рассказывается следующее:

«Ярослав же был в Новгороде и, по уроку, давал Киеву две тысячи гривен из года в год, а тысячу раздавал в Новгороде гридям. И так давали все посадники новгородские, а Ярослав не захотел давать сего в Киев отцу своему. И сказал Владимир: “Требите[135] пути и мостите мосты” — ибо хотел на Ярослава войной идти, на сына своего, но разболелся»{474}.

Итак, новый поворот в жизни киевского князя. Еще один сын открыто выступил против него. Отказ от уплаты «урока» (оговоренной дани) был прямым вызовом Киеву и означал отвержение Ярославом отцовской власти над собой и власти Киева над Новгородом.

Пожалуй, это был первый случай в истории Руси. Прежде, борьба за княжеский престол разгоралась лишь после смерти отца. Теперь же порядок управления страной, установленный Владимиром и казавшийся столь надежным, по крайней мере при его жизни, не просто давал трещину, но по существу рушился уже на его глазах.

Считается, что родители воплощаются в своих детях; дети — и оправдание их жизни, и надежда и отрада в старости. Если так, то к концу жизни Владимир должен был ощущать себя глубоко несчастным. Напомню, что старший его сын, Вышеслав, умер раньше него. Другого своего сына, Изяслава, Владимир сам отторг от себя за преступление его матери. Изяслав также умер при жизни Владимира, а его дети, Владимировы внуки, жили уже совершенно обособленно от деда. И вот еще двое его сыновей — Святополк (ведь Владимир, несомненно, считал его своим сыном) и Ярослав — поднимают на него руку. Конечно, Владимир был разгневан. Дав волю чувствам, он немедленно начинает подготовку к войне с собственным сыном.

Приведенная выше цитата из летописи показывает, как именно начинались в то время военные действия. Даже крупнейшие города Руси еще не были связаны прочными и надежными дорогами, готовыми к продвижению больших масс людей. Прежде чем послать войско из Киева на север, требовалось расчистить лесные пути, проложить гати («мосты») в болотистой местности, подготовиться к преодолению многочисленных водных преград. В первый раз в русской истории Юг поднимался против Севера, Киев против Новгорода. Владимиру предстояло пройти вспять по тому пути, который он некогда преодолел, воюя со своим братом Ярополком. Тогда Владимир двигался с новгородцами к Киеву, теперь — с киевлянами к Новгороду. И что ожидало его на этом пути, угадать было невозможно.

Положение Владимира осложнялось тем, что Ярослав также деятельно готовился к войне с отцом. «Хотел Владимир идти на Ярослава; Ярослав же, послав за море, привел варягов, боясь отца своего», — записывал летописец уже под следующим 6523 (1015) годом{475}.

Ярослав в точности повторял действия своего отца, которые тот предпринял тридцать семь лет назад. Правда, Ярославу не нужно было самому бежать «за море», как это сделал некогда юный Владимир, — благо весенняя распутица давала ему достаточный запас времени. (Военные действия могли начаться лишь в самом конце весны.) Многочисленные скандинавские наемники — датчане, шведы, норвежцы — прибыли в Новгород и ожидали лишь сигнала к выступлению. Этих наемников мы встретим среди участников многочисленных войн Ярослава, начавшихся уже после смерти Владимира. Союзные отношения, в частности, будут связывать новгородского князя со шведским конунгом Олавом, на дочери которого Ингигерд (Ирине) Ярослав впоследствии женится[136].

В ожидании предстоящей схватки скандинавы повели себя в городе вызывающе: «насилие чинили новгородцам и женам их», отмечает летописец. В отличие от отца Ярослав не сумел (или не захотел?) совладать с ними. Более того, когда новгородцы «воссташа» и «избиша» насильников-варягов, он открыто встал на сторону своих наемников и жестоко отомстил зачинщикам беспорядков. Впрочем, все это случилось уже после смерти Владимира.

Возможно, Ярославу удалось заручиться поддержкой и заключенного под стражу туровского князя. Во всяком случае, в развернувшихся событиях Ярослав и Святополк оказались естественными союзниками друг друга. Нападение печенегов на Русь, случившееся летом 1015 года, было на руку обоим. Сторонники Ярослава нашлись и в самом Киеве. По крайней мере одно имя можно назвать наверняка. Это Предслава, родная сестра Ярослава (причем сестра не только по отцу, но и по матери). Впоследствии именно Предслава сообщит новгородскому князю о смерти Владимира и о вокняжении в Киеве Святополка. Скорее всего сотрудничество между сестрой и братом началось еще при жизни отца.

Казалось, дело шло к кровавой развязке… «Но Бог не дал дьяволу радости: Владимир разболелся».

На первый взгляд, эта летописная фраза вызывает недоумение. Как, болезнь Владимира, причем именно та, которая и приведет его к смерти, оказывается безусловным благом, торжеством Бога над дьяволом? Но летописец, как всегда, глубже нас проникает в сущность описываемых им событий. «Дьяволя радость» — вечные междоусобицы, потрясавшие Русь и тогда, когда он писал летопись, и до, и после него. Но дело не только в них. Вмешательство Высшей силы, Провидение предотвратили, может быть, тягчайшее преступление в истории Руси. Ибо Владимир, выступив против своего сына, мог оказаться уже не только братоубийцей, но и сыноубийцей. Или же — при другом развитии событий — Ярослав мог войти в историю со страшным клеймом убийцы своего отца.

Наверное, ни у того, ни у другого не было столь мрачных замыслов; оба предпочли бы не заходить так далеко в своем противоборстве. Но в истории слишком часто случается совсем не то, что задумано ее главными действующими лицами, и вместо одной цели — справедливого возмездия, восстановления законности и порядка и т. д. — достигаются совсем другие, неожиданные и пугающие. Так случилось, например, во время войны брата Владимира Ярополка с Олегом Древлянским, так не раз будет случаться в истории Киевской и Московской Руси. Полученные же уроки — и это, увы, едва ли не единственная непреложная историческая закономерность — никогда не шли и не идут впрок.